Городская повседневность
«Не место красит человека». Санитарное состояние города Оренбурга в конце XIX века как обстоятельство детской повседневности
Статья посвящена изучению вопроса о влиянии санитарного состояния города на повседневную жизнь детей в Оренбурге в конце XIX в. Источниками информации о чистоте и комфорте городского пространства послужили: официальный отчет оренбургского городского врача за 1896 год, обнаруженный в одном из архивных дел; фельетоны, напечатанные в оренбургской прессе того времени; специализированное медицинское исследование, а также своеобразная хроника Оренбурга, составленная в 1908 г. историком, краеведом и журналистом П. Н. Столпянским. Делается вывод о негативном влиянии городского пространства Оренбурга на детскую повседневность в исследуемый период.
Статья размещена на портале eLibrary:https://elibrary.ru/item.asp?id=50120896
Ссылка для цитирования: Бурлуцкая Е. В. "Не место красит человека". Санитарное состояние города Оренбурга в конце XIX века как обстоятельство детской повседневности // Человек и город в историко-культурном пространстве: Шестые краеведческие чтения, посвященные памяти почетного гражданина города Оренбурга Виктора Васильевича Дорофеева. Сборник статей. Оренбург: Оренбургский государственный педагогический университет, 2022. С. 47-56. EDN LQPQUE.
Ссылка для цитирования: Бурлуцкая Е. В. "Не место красит человека". Санитарное состояние города Оренбурга в конце XIX века как обстоятельство детской повседневности // Человек и город в историко-культурном пространстве: Шестые краеведческие чтения, посвященные памяти почетного гражданина города Оренбурга Виктора Васильевича Дорофеева. Сборник статей. Оренбург: Оренбургский государственный педагогический университет, 2022. С. 47-56. EDN LQPQUE.
Информация о санитарно-гигиеническом состоянии Оренбурга на рубеже XIX—XX вв. уже неоднократно излагалась автором на страницах различных статей и монографий. В названных публикациях постоянно подчеркивалось негативное влияние этого состояния на общий уровень комфорта горожан, на их здоровье, на качество их жизни и другие составляющие обывательской обыденности. В отношении детской повседневности эта составляющая городской жизни представляет собой еще более важный фактор, обусловливающий не только комфорт, но и, как правило, продолжительность детской жизни. Предлагаемый вниманию читателей материал вполне может быть использован в рамках внеучебной воспитательной работы как предмет для обсуждения с целью формирования у обучающихся ответственного отношения к городскому пространству. Включаемые в текст статьи выдержки из прессы и других источников рубежа XIX— XX вв. позволяют продемонстрировать различное отношение к общественной гигиене представителей медицины, журналистики, официальных органов власти и обычных горожан.
Адольф Юстинович Лонткевич, городовой врач и старший врач Александровской больницы
Интереснейший материал для размышления над общим состоянием городского пространства содержит документ, хранящийся в Объединенном государственном архиве Оренбургской области. Это «Описание санитарного состояния Оренбурга» на 1896 г., представленное оренбургским городским врачом Адольфом Юстиновичем Лонткевичем. Согласно приводимым в тексте документа данным, весной на правом берегу Урала после схода весенних вод ежегодно возникала обширная отмель. А между этой отмелью и берегом обычно появлялось болото, «поддерживаемое грязной водой, идущей из стоков 2-го Кадетского корпуса, пивоваренных заводов Мошкова и Клюмпа и общественных бань». На том же правом берегу в районе казачьего Форштадта существовало еще одно аналогичное болото, возникшее в результате стоков форштадтских бань.
Около Архиерейского сада (район современного железнодорожного вокзала) располагалось третье болото площадью более 9 тыс. м2 , питаемое талыми и дождевыми водами, которое летом подсыхало. Дно этого «озера» состояло «из весьма глубокого слоя гниющего навоза», а берега были покрыты «кучами навоза, из которого в мае и июне приготовляется местное топливо (кизяк)».
Около Архиерейского сада (район современного железнодорожного вокзала) располагалось третье болото площадью более 9 тыс. м2 , питаемое талыми и дождевыми водами, которое летом подсыхало. Дно этого «озера» состояло «из весьма глубокого слоя гниющего навоза», а берега были покрыты «кучами навоза, из которого в мае и июне приготовляется местное топливо (кизяк)».
Привокзальная площадь. Вдали слева - Архиерейский дом
Овраг, пролегающий с левой стороны дороги, ведущей от города к железнодорожному вокзалу, был обычно заполнен сточными водами железнодорожной общественной прачечной. Правая сторона дороги по факту была берегом потока горячей воды длиной около километра, берущего начало на мельнице Юрова (современный ЗАО «Хлебопродукт-1»). Возле самой мельницы этот ручей был искусственно расширен жителями, «которые пользуются горячей водой его для стирки белья». Территория, прилегающая к ручью, на всем своем протяжении тоже была покрыта кучами навоза, предназначенного для изготовления кизяка. Таким образом, практически по всему периметру Оренбург был окружен кольцом зловонных водоемов, испарения от которых, особенно в летний сезон, во-первых, совершенно отравляли воздух всевозможными микробами и вирусами, а во-вторых, служили источником отвратительного запаха
Зауральная роща. Большая поляна
В Зауральной роще и возле Маячной горы, где располагались дачи оренбуржцев, а также лагеря «местных войск, кадетских корпусов и женского института», весенние разливы Урала и Сакмары оставляли в низменностях, оврагах и старицах гниющие озера и болота, служащие источником всяческой заразы. Как отмечал в своем труде врач, ученый, автор труда о влиянии природных и санитарных условий на здоровье жителей Оренбурга М. М. Кенигсберг, близость этих «лихорадочных мест» к дачным участкам «несомненно влияет на развитие малярии, наблюдаемой постоянно между дачниками и расположенными там [возле Маячной горы. — Е. Б.] частями войск».
В итоге следует признать, что попытки родителей как-то укрепить здоровье собственных детей с помощью дачного отдыха могли, скорее, навредить детским организмам, нежели принести пользу. М. М. Кенигсберг, рассуждая в своем исследовании о причинах детской смертности, заключал, что «детская смертность находится в большой зависимости от загрязнений почвы и от болотистой и низменной местности…». По его мнению, именно в Старой слободке, расположенной к западу от центра города и являвшейся наиболее низменной его частью, «смертность детей гораздо сильнее выражена…». Таким образом, можно предположить, что наличие в Оренбурге большого числа подтапливаемых районов служило причиной высокой заболеваемости детей различными инфекциями, зачастую приводящими к смерти.
В итоге следует признать, что попытки родителей как-то укрепить здоровье собственных детей с помощью дачного отдыха могли, скорее, навредить детским организмам, нежели принести пользу. М. М. Кенигсберг, рассуждая в своем исследовании о причинах детской смертности, заключал, что «детская смертность находится в большой зависимости от загрязнений почвы и от болотистой и низменной местности…». По его мнению, именно в Старой слободке, расположенной к западу от центра города и являвшейся наиболее низменной его частью, «смертность детей гораздо сильнее выражена…». Таким образом, можно предположить, что наличие в Оренбурге большого числа подтапливаемых районов служило причиной высокой заболеваемости детей различными инфекциями, зачастую приводящими к смерти.
Оренбург. Овощной базар на Конно-Сенной площади
В самом городе находились 5 торговых площадей, на которых располагались базары: хлебно-соляной, железный, рыбный, мясной, птичий, овощной, конный и сенной. Хлебно-Соляная площадь располагалась на месте современного стадиона «Динамо» и цирка. Железом торговали на Чернореченской площади (современный парк «Салют, Победа!»). Конно-Сенная площадь занимала пространство современного Центрального рынка. Там же производилась торговля мясом, птицей и овощами. Площадь находилась в опасном соседстве с тремя кладбищами: христианским, еврейским, магометанским, располагалась ниже их уровня, а значит, впитывала в себя все опасные для жизни продукты распада органики.
Фельетон в «Оренбургской газете» повествовал о ситуации, сложившейся в городских рыбных рядах. Автор в мартовском номере сетовал на то, что в рядах, несмотря «на значительный холод», ощущался жуткий запах тухлятины, «совершенно достаточный для того, чтобы поспешно воспользоваться носовым платком и крепко закрыть носовые отверстия». Что служило источником этого запаха: «рыба ли, разсол, икра или подвальная вода», — автор выяснять не желал, однако выражал надежду на то, что «гг. санитары не допустят гибели обывателей от удушения или от отравления гнилой рыбой».
Фельетон в «Оренбургской газете» повествовал о ситуации, сложившейся в городских рыбных рядах. Автор в мартовском номере сетовал на то, что в рядах, несмотря «на значительный холод», ощущался жуткий запах тухлятины, «совершенно достаточный для того, чтобы поспешно воспользоваться носовым платком и крепко закрыть носовые отверстия». Что служило источником этого запаха: «рыба ли, разсол, икра или подвальная вода», — автор выяснять не желал, однако выражал надежду на то, что «гг. санитары не допустят гибели обывателей от удушения или от отравления гнилой рыбой».
Оренбург. Городские окраины
Все площади, согласно архивному источнику, были «не мощены и в летнее время покрыты слоем песку и пыли, а осенью и весною на них непролазная грязь». О состоянии Конно-Сенной площади в начале XX в. писал в своей книге П. Н. Столпянский: «Громадная площадь не замощена — весной и осенью она непроходима от грязи — зимою — от сугробов снега, летом по ней гуляет вихрь, и пыль носится клубами». Эта пыль «беспрепятственно покрывает собою съестные продукты, принося с собою различные миазмы и бактерии. …Налево от базара — обширный загон для конного базара, навоз лежит кучами, высыхает на солнце и разносится ветром».
Непрерывный ветер разносил по городским улицам не только навоз и пыль, но и мелкий песок. В конце XIX в. из 58 городских улиц лишь главная улица Николаевская (совр. Советская) была «шоссирована» белым камнем. Остальные улицы были вымощены местным известняком, называемым «маячным камнем» по месту его добычи — горе Маяк. Этот известняк был очень мягким, легко разбивался колесами экипажей и превращался в «едкую пыль, носящуюся облаками», что вызывало частые глазные болезни.
Неровности (выбоины на дорогах, остававшиеся после схода снега) на немощеных улицах и площадях заделывались навозом — материалом, которого в городе всегда было в достатке. Главные улицы очищались от сора, нечистот и песка местными арестантами. Однако достаточно регулярно это делалось лишь в отношении улицы Николаевской. Остальные же городские магистрали, даже те, по которым скот гнали на городские бойни (ул. Суринская — Постникова или ул. Гостинодворская — Кирова), очищали лишь по крайней необходимости.
Неровности (выбоины на дорогах, остававшиеся после схода снега) на немощеных улицах и площадях заделывались навозом — материалом, которого в городе всегда было в достатке. Главные улицы очищались от сора, нечистот и песка местными арестантами. Однако достаточно регулярно это делалось лишь в отношении улицы Николаевской. Остальные же городские магистрали, даже те, по которым скот гнали на городские бойни (ул. Суринская — Постникова или ул. Гостинодворская — Кирова), очищали лишь по крайней необходимости.
Оренбург. Улица Гостинодворская (совр. ул. Кирова)
Архивный источник добавлял к этому тот факт, что коровы и лошади, равно как и их содержание, были в Оренбурге весьма дешевы, а значит, содержались практически в каждом дворе. В результате во дворах скапливались огромные массы навоза, «удаляемого лишь при усиленных настаиваниях полиции». Навоз, как уже упоминалось выше, использовался жителями для приготовления кизяка, поэтому расставаться с таким полезным продуктом никому из них добровольно не хотелось.
По подсчетам М. Кенигсберга, ежегодно в Оренбурге жителями накапливалось почти 27 тыс. пуд. нечистот. Как отмечалось автором, подобное «громадное количество экскрементов, при буквально полном отсутствии цементированных непромокаемых помойных ям, при отсутствии стоков для воды вообще, где все жидкие и твердые экскременты прямо выливаются на дворы, или улицы, или в простые, не выложенные непромокаемым слоем ямы, должно обязательно попасть в почву, просочиться и примешиваться к воде Урала и колодцев и попасть в питье тем же жителям».
По подсчетам М. Кенигсберга, ежегодно в Оренбурге жителями накапливалось почти 27 тыс. пуд. нечистот. Как отмечалось автором, подобное «громадное количество экскрементов, при буквально полном отсутствии цементированных непромокаемых помойных ям, при отсутствии стоков для воды вообще, где все жидкие и твердые экскременты прямо выливаются на дворы, или улицы, или в простые, не выложенные непромокаемым слоем ямы, должно обязательно попасть в почву, просочиться и примешиваться к воде Урала и колодцев и попасть в питье тем же жителям».
«...Один из любителей древностей нашел в Форштадте кучу помета, оставленного Емельяном Пугачевым, и, как интересный памятник, повез в музей архивной комиссии, но, к его сожалению, там не приняли. А. В. Попов сослался на тесноту помещения»
Еще один фельетон «Оренбургской газеты», в котором автор вновь обращался к санитарному состоянию городских улиц, гласил: «Весна наконец прилетела… Физиономия Оренбурга и его обывателей сразу изменилась. Улицы и переулки обратились в каналы для стока вод и всяких нечистот, растаявших под жаркими лучами солнца.
Ни прохода, ни проезда!
Лошади идут по брюхо в воде, а обыватели, перепрыгивая с кочки на кочку, выделывают на улицах такие курбеты, каким может позавидовать любой клоун. В воздухе — миазмы, микробы тифа, скарлатины, дифтерита, туберкулеза, на выбор, получай, кто что хочет и т.д. С обывательских дворов течет на улицу всякая дрянь, и обыватель-землевладелец старается спустить ее возможно больше, и тем хоть отчасти от нее освободиться без особых расходов… Особенно горько смотреть на окраины города и на форштадт. Если бы Геркулеса вместо авгиевых конюшен заставили чистить обывательские дворы в форштадте, то, я уверен, он с отчаяния обязательно повесился бы на одном из столбов оренбургского несветящегося электричества».
Общественно-юмористический журнал «Пыль», издававшийся в Оренбурге, в № 10 за 1909 г., в разделе «Оренбургское эхо» сообщал, что «один из любителей древностей нашел в Форштадте кучу помета, оставленного Емельяном Пугачевым, и, как интересный памятник, повез в музей архивной комиссии, но, к его сожалению, там не приняли. А. В. Попов сослался на тесноту помещения»
Ни прохода, ни проезда!
Лошади идут по брюхо в воде, а обыватели, перепрыгивая с кочки на кочку, выделывают на улицах такие курбеты, каким может позавидовать любой клоун. В воздухе — миазмы, микробы тифа, скарлатины, дифтерита, туберкулеза, на выбор, получай, кто что хочет и т.д. С обывательских дворов течет на улицу всякая дрянь, и обыватель-землевладелец старается спустить ее возможно больше, и тем хоть отчасти от нее освободиться без особых расходов… Особенно горько смотреть на окраины города и на форштадт. Если бы Геркулеса вместо авгиевых конюшен заставили чистить обывательские дворы в форштадте, то, я уверен, он с отчаяния обязательно повесился бы на одном из столбов оренбургского несветящегося электричества».
Общественно-юмористический журнал «Пыль», издававшийся в Оренбурге, в № 10 за 1909 г., в разделе «Оренбургское эхо» сообщал, что «один из любителей древностей нашел в Форштадте кучу помета, оставленного Емельяном Пугачевым, и, как интересный памятник, повез в музей архивной комиссии, но, к его сожалению, там не приняли. А. В. Попов сослался на тесноту помещения»
Вообще, по словам Кенигсберга, практически повсеместно во дворах обывателей можно было видеть «кухонные отброски, грязь, навоз и нередко даже прямо человеческие экскременты за неимением во многих домах даже 53 плохих отхожих мест». Даже в центральной, лучшей части города нередко можно было обнаружить «трупы дохлых собак, кошек и т.д.». Архивный источник в итоге резюмировал: «Вообще жители Оренбурга не доросли еще до сознания необходимости чистоты и опрятности до такой степени, что весьма многие, пользуясь темнотой ночи, а зимою снежными вьюгами (буранами), сваливают нередко нечистоты из ретирадов среди улиц».
«Вообще жители Оренбурга не доросли еще до сознания необходимости чистоты и опрятности ...»
Ретирады (уличные туалеты) в домах беднейших жителей, там, где они вообще имелись, были «устроены весьма примитивно, выкапывается яма, над ней кладется доска, и над этим ставится будка или четыре кола, обтянутые рогожами». Ретирады «получше» имели «выгребы с дощатыми стенами, и весьма редко каменными; по укоренившемуся обычаю или, быть может, вследствие продолжительных и холодных зим в здешней местности отхожие места устраиваются или впереди, у входа в коридор», или «в глухом конце его, отчего запах всегда проникает в жилые помещения».
В «лучших домах частных обывателей», общественных и правительственных зданиях к тому времени были введены в обращение «ватерклозеты системы Дореннинга и Молесоуарта». Их число к концу столетия превысило три сотни. Однако отсутствие в городе системы канализации, позволявшей централизованно выводить нечистоты за его пределы, приводило к тому, что воздух даже в домах аристократии был безнадежно испорчен
В «лучших домах частных обывателей», общественных и правительственных зданиях к тому времени были введены в обращение «ватерклозеты системы Дореннинга и Молесоуарта». Их число к концу столетия превысило три сотни. Однако отсутствие в городе системы канализации, позволявшей централизованно выводить нечистоты за его пределы, приводило к тому, что воздух даже в домах аристократии был безнадежно испорчен
Вывоз нечистот из города был вменен в обязанность двум ассенизационным обозам. Один принадлежал тюремному ведомству и состоял из арестантов. Второй принадлежал частному лицу. Подробно об ассенизационной службе Оренбурга в своей статье писал А. Исковский. Местом для свалки нечистот служил Мошков овраг, располагавшийся «в версте от города и сообщающийся весною с рекой Уралом ниже города».
Кроме того, «организованные места для свалки нечистот находились за пределами городской линии: за железнодорожными путями, за христианским кладбищем, на Марсовом поле (территория от ул. 8-го Марта до Форштадта) за казармами, в районе Банного озера».
Вся эта прелесть городской жизни в Оренбурге сочеталась с наличием в городе боен. Помимо «общественных боен», открытых в 1895 г. за железной дорогой и содержащихся «в образцовом порядке», имелись еще старые бойни. Они располагались за Уралом, примерно в двух километрах от дач в Зауральной роще. Бойни представляли собой 10 сараев, рядом с которыми были вырыты огромные ямы примерно в 10 кубических метров каждая, куда должна была сливаться кровь. Вся площадь в округе во время резки скота (правда, делали это только в холодное время, чтобы окончательно не добить горожан жутким запахом) покрывалась горами гниющих внутренностей. Рядом располагались загоны для свиней, что еще больше усугубляло состояние воздуха.
Кроме того, «организованные места для свалки нечистот находились за пределами городской линии: за железнодорожными путями, за христианским кладбищем, на Марсовом поле (территория от ул. 8-го Марта до Форштадта) за казармами, в районе Банного озера».
Вся эта прелесть городской жизни в Оренбурге сочеталась с наличием в городе боен. Помимо «общественных боен», открытых в 1895 г. за железной дорогой и содержащихся «в образцовом порядке», имелись еще старые бойни. Они располагались за Уралом, примерно в двух километрах от дач в Зауральной роще. Бойни представляли собой 10 сараев, рядом с которыми были вырыты огромные ямы примерно в 10 кубических метров каждая, куда должна была сливаться кровь. Вся площадь в округе во время резки скота (правда, делали это только в холодное время, чтобы окончательно не добить горожан жутким запахом) покрывалась горами гниющих внутренностей. Рядом располагались загоны для свиней, что еще больше усугубляло состояние воздуха.
Однако страшная вонь, которую издавали городские пространства в Оренбурге, кажется, волновала исключительно журналистов и врачей. Сами горожане, по-видимому, привыкали к этому запаху и не воспринимали его как нечто отвратительное. У одного из авторов нарратива, полковника Оренбургского казачьего войска Ф. И. Лобысевича можно встретить упоминание о совершенно другом запахе — запахе «розового масла, которым мажутся почти все азиатцы» (имелись в виду торговцы, прибывающие из Средней Азии), что на фоне привычного смрада действительно воспринималось как нечто удивительное.
Некоторым спасением для горожан служили постоянно дующие в городе сильные ветра. Как писал Кенигсберг, лишь «благодаря упомянутой усиленной, естественной вентиляции наших ветров мы еще относительно мало пострадали от такой грязи и общественной нечистоплотности, которая, без сомнения, в конце концов поборет и это благоприятное условие нашего города, и инфекция в смысле эпидемии все больше и больше начнет у нас получать право гражданства».
Некоторым спасением для горожан служили постоянно дующие в городе сильные ветра. Как писал Кенигсберг, лишь «благодаря упомянутой усиленной, естественной вентиляции наших ветров мы еще относительно мало пострадали от такой грязи и общественной нечистоплотности, которая, без сомнения, в конце концов поборет и это благоприятное условие нашего города, и инфекция в смысле эпидемии все больше и больше начнет у нас получать право гражданства».
В итоге приходится признать, что Оренбург в конце XIX в. представлял собой место малоприятное и малопригодное для проживания, особенно детей. Большое количество заболоченных участков, окружавших город и служащих рассадниками всевозможных болезней, превращало Оренбург в территорию, откровенно опасную для детских организмов. Ситуация усугублялась ужасными запахами, связанными с наличием в Оренбурге множества рынков, большого поголовья скота, а также расположением в нем скотобоен. Общая санитарная обстановка в городе делала родителей менее восприимчивыми к собственным гигиеническим потребностям и потребностям собственных детей, что также негативно влияло на детское здоровье.
Благодарности. Выражаю огромную благодарность Н. К. Курмеевой за предоставленный для использования архивный материал.
Благодарности. Выражаю огромную благодарность Н. К. Курмеевой за предоставленный для использования архивный материал.